На урановых дрожжах

[ 08.12.2016 | 

Комментариев: 0

 | Просмотров: 2306 | 

Экономика и производство

 ]

Уральский электрохимический комбинат диверсифицирует производство, осваивая новые зарубежные рынки.

Как оптимизировать производство, чтобы персонал не остался без работы, кому пристроить треть освобождающихся площадей производителя ядерного топлива, почему торговый и производственный бизнес может успешно развиваться в условиях закрытого административно-территориального образования — в интервью «Эксперт-Уралу» рассказывает генеральный директор Уральского электрохимического комбината (УЭХК) Александр Белоусов.

— Александр Андрианович, одна из стратегических целей госкорпорации Росатом — повышение эффективности входящих в нее предприятий. Какие шаги в этом направлении предпринимает Уральский электрохимический комбинат?

— Повышать эффективность можно несколькими путями. Первый — проведение модернизации, замена оборудования на более производительное. Тем самым за тот же отрезок времени можно больше производить и продавать. Соответственно, у тебя растет выручка, и ты можешь ее расходовать на свои нужды. Второй — снижение затрат: можно экономить на услугах, электроэнергии, тепле. Комбинат всем этим и занимается: мы уже много лет проводим глубокую модернизацию основного технологического оборудования и снижаем затраты.

Сегодня в части оптимизации на первый план у нас выходит работа по сокращению производственных площадей, потому что любое здание и сооружение, которое у тебя есть в составе имущественного комплекса, надо освещать, обогревать, убирать и так далее. Это достаточно дорогое удовольствие. А учитывая, что мы ставим более высокопроизводительное оборудование, получается избыток этих промышленных зданий и площадей. С советских времен нам их досталось больше миллиона квадратных метров.

— А сколько теперь требуется?

— На одну треть точно можно сократить. Программа повышения эффективности комбината предполагает, что мы к 2030 году все производство, связанное с ядерными материалами, переместим на северо-запад — на шестую и седьмую промышленные площадки. А первую и четвертую освободим и будем развивать там общепромышленную деятельность.

— Повышение эффективности предприятия предполагает повышение производительности труда. Сохранится ли при этом численность персонала?

— Сегодня на комбинате работает 2200 человек. Оптимизацией численности персонала мы занимаемся шесть лет, на данный момент эта работа завершена. Дальше снижать численность будет очень чувствительно с точки зрения безопасности. А безопасность — наш главный приоритет. В рамках программы развития Росатома мы следуем системе непрерывных улучшений: смотрим загрузку персонала по рабочим местам, чтобы было как можно больше полезной работы, меньше переходов на рабочем месте.

— В сравнении с советскими временами, когда на комбинате трудилось около 17 тыс. человек, сокращение существенное.

— Конечно. Но раньше на балансе УЭХК были общепит, торговля, детские дошкольные учреждения, пионерские лагеря, колхозы-совхозы, ремонтные заводы, автохозяйство. Люди сохранили работу, но мы вывели этот непрофильный бизнес.

— Какова сегодня доля высокотехнологичных рабочих мест?

— Практически только они и остались. В советское время их было около 3 тысяч, сейчас — 2200. За счет расширения зоны обслуживания рабочих мест, большей загрузки персонала и удалось это технологическое ядро еще немножко сбить, чтобы оно было более сжато, самодостаточно под те задачи, которые мы сегодня выполняем.

— В марте этого года на УЭХК открылся Центр комплексного обслуживания (ЦКО) контейнеров иностранного производства для транспортировки обогащенного урана. Какова сумма инвестиций в этот проект и насколько это повлияло на расширение портфеля экспортных заказов предприятия?

— Емкость, которая предназначена для транспортировки нашего продукта в любую точку мира, имеет определенный срок эксплуатации. Для получения нового паспорта через каждые пять лет нужно проводить ресертификацию, испытания, промывку. Таковы международные требования по транспортировке уранового продукта. До недавнего времени эту услугу и наши клиенты, и наш торговый дом «Техснабэкспорт» заказывали за рубежом.

ЦКО стал первым в России международным сертификационным центром. Благодаря его открытию зарубежные клиенты «Техснабэкспорта» могут получить не только качественный урановый продукт, но и комплекс услуг по обслуживанию контейнеров — от промывки до проведения пневмоиспытаний и неразрушающего контроля. Это предложение нового качества, «под ключ» — комплексный продукт, востребованный современным рынком. Такая комплексность услуг помогает забирать новые рынки.

Подобные пакет-услуги оказывают, например, в Бельгии, но ЦКО по факту более продвинуто — и в оборудовании, и в технологии. Наш центр соответствует американскому национальному стандарту, регламентирующему требования к контейнерам. Он укомплектован новейшим российским оборудованием, большая часть которого изготовлена на предприятиях Росатома по спецпроекту.

В августе 2016 года ЦКО провел сертификацию первой партии импортных контейнеров, в которых УЭХК отправляет обогащенный уран зарубежному заказчику. Годовая программа участка — 600 емкостей в год.

В этот проект мы инвестировали около 80 млн рублей. За два-три года эти деньги вернем. Проводим презентации для наших потенциальных заказчиков: мы поставляем уран в 29 стран мира.

— Введенные в отношении России санкции этому не препятствуют?

— Пока для нашей отрасли ограничений нет. Поэтому мы пользуемся окном возможностей.

— Все-таки атомные станции, наверное, в большей мере зависят от позиции властей, чем рядовые потребители.

— К сожалению, рынок ядерных материалов крайне политизирован, здесь чисто рыночные механизмы действуют не всегда. Но мы в этом правовом поле работаем давно. Даже в советские времена европейский рынок был квотирован, и ты работаешь в рамках этой квоты. Попасть туда крайне непросто, эти правила игры нам известны. Все равно находим возможности как-то друг друга теснить.

— Соответственно и американцы могут зайти на российский рынок?

— Нет. Все наши атомные станции входят в структуру Росатома, который находится под неусыпным оком государства. А в США ряд АЭС — в частной собственности. И там частник волен принимать то или иное коммерческое предложение. Но регулятором в США тоже выступает государство.

— Какие направления неядерного бизнеса сегодня реализуются на УЭХК? Расскажите о роли комбината в реализации российского проекта по организации производства металлического 3D-принтера.

— За рубежом 3D-принтеры уже производятся — и пластиковые, и металлические. На уральской площадке компетенции достаточно высокие — наша отрасль очень наукоемкая. К тому же количество разрабатываемого оборудования для УЭХК уменьшилось, в атомной отрасли его теперь не требуется в таких больших объемах. Соответственно, «головы» начинают высвобождаться. Науку надо куда-то пристроить, вот нашли нишу — 3D-принтер. Комбинат на паритетных началах с государством выступил соинвестором проекта. Разработкой занимаемся не мы, а научные и проектные организации, входившие раньше в структуру УЭХК, а сегодня выведенные в самостоятельный бизнес, но продолжающие работать на нашей промышленной площадке. Кроме того, в этом процессе задействованы институты из Петербурга, Москвы, Екатеринбурга. А мы контролируем, потому что деньги наши. На первом этапе сумма инвестиций в проект составит 140 млн рублей. Опытный образец металлического 3D-принтера планируем получить к 2018 году. Производство будет налажено также на нашей площадке.

— Последние несколько лет много говорят о создании в Новоуральске территории опережающего социально-экономического развития. Какие выгоды от этого может получить комбинат и какова доля его участия?

— Комбинат никаких дивидендов от этого не получает. Но развивать город предполагается в том числе за счет предприятий, которые уже работают или будут работать на промплощадке УЭХК. Поэтому нам, конечно, не все равно, какая у них будет загрузка и финансово-экономическая ситуация. Моя заинтересованность в том, чтобы здания не пустовали, чтобы там работали люди, станки грохотали, словом, была «симфония труда».

Да, мы вкладываем в разработку и производство 3D-принтера, в другие проекты. Но это не значит, что эти деньги вернутся комбинату какой-то прибылью. Мне важно, чтобы работали коллеги по промышленным площадкам, ведь эти здания отданы в основном на правах аренды. Я туда резидентов приглашаю, но резидент просто так не пойдет, ему надо создать какие-то условия — один налог отменить, а по второму плату в два раза меньшую сделать. Чтобы их заинтересовать, мы и реализуем этот проект. Вместе с городом, конечно.

— Но развитие бизнеса в Новоуральске сегодня сильно зависит от статуса города как закрытого административно-территориального образования. Какова ваша позиция — следует ли сносить бетонную стену, открывать Новоуральск? Как это повлияет на безопасность функционирования УЭХК?

— В Новоуральск я приехал из Ангарска, там такое же предприятие, только поменьше. Город Ангарск всегда был открыт, никогда не было забора. Предприятие находится, конечно, не в городе, ехать 10 километров. А УЭХК — в городе. В Ангарске я видел примеры, когда открытость дает больше свободы бизнесу. Любой, у кого есть желание и умение, финансовые ресурсы, открывает бизнес. Поэтому когда я приехал в Новоуральск, мое мнение было — убрать забор, мешает. Но теперь у меня другое мнение. Нам забор не мешает жить и работать. И это с учетом того, что охрана города находится на балансе комбината.

— Сколько это в год?

— Миллионы рублей. Забор никому не мешает. Кто хочет свой бизнес в ЗАТО развивать, это делает. В городе, например, работают торговые сети «Кировский», «Мегамарт», «Монетка», «Красное и белое», «Пятерочка»… Вопросы завоза материалов, товаров — все решаемо. Но жителям, конечно, с забором спокойнее, комфортнее. Этот вопрос периодически поднимается перед какими-то значимыми событиями. Выборы или еще что-нибудь. Кто-то вытащит эту дохлую кошку и начинает ею снова трясти.

Я в повседневной работе и в жизни провожу массу встреч — с горожанами, трудовыми коллективами. И так, чтобы меня кто-то брал за горло — убирай забор — такого нет. Это просто инженерное сооружение, ограничивающее физический доступ. А есть ведь еще статус законодательный — ЗАТО. Он дает право на субсидии из государственного бюджета. У нас есть некоторые преференции. Мы это заработали.

expert.ru