«Наша задача была помочь»

[ 26.03.2020 | 

Комментариев: 0

 | Просмотров: 2160 | 

Городская жизнь

 ]

Комитету солдатских матерей исполнилось 25 лет. Как всё начиналось и чем организация живёт сегодня, рассказала председатель Екатерина Леонидовна Патракова.

– Началось всё в ноябре 1993-го, когда моего сына призвали в войска. Долго не было писем. А тут – заметка: 120 призывников изъявили желание служить в Закавказье. Поняла: материнское сердце не обманывает, он где-то там. Обратилась в военкомат – никаких сведений. Нашла мам других ребят, которые вместе с моим сыном ушли в армию. Оказалось, ни у кого нет вестей. В первых числах декабря поехали в Москву искать правду. А что такое искать правду в конце 1993 года, после расстрела Белого дома?.. Поехали, не зная ни одного адреса.

Выяснилось: все – на грузино-турецкой границе. Из Екатеринбурга ушёл эшелон – 1200 человек, из них 120 попали на грузино-турецкую границу. Ребятам велели написать рапорты, пригрозили: если не напишут, всё равно их отправят туда, куда нужно, только мамки не узнают, где они будут служить. Конечно, они написали рапорты под диктовку: «Изъявил добровольное желание служить в республиках Закавказья…». Они ещё и присягу не приняли. Но мы в это особо не вникали, потому что законов не знали.

Подняли бум, вышли на радио, на телевидение. Вся область зашумела. Приехал генерал Северо-Кавказского военного округа, привёз двух солдатиков: вот, побеседуйте с ними, они всё расскажут, всё хорошо. Говорю: «Нет, пока глаза ребёнка не увижу...». Добились въезда в Грузию. В первых числах февраля. Почему в феврале? Потому что в январе они принимали присягу. Если бы мы приехали до присяги, имели бы право вывезти их. А раз они приняли присягу, мы их забрать не можем.

Грузия стояла на коленях, можно сказать: ни света, ни тепла. Везли нас по Грузии в бронированных машинах в сопровождении автоматчиков. Тбилиси в советское время был цветущим городом. Что я увидела тут: в гостинице нет воды, света. Нас с керосиновыми лампами провожали до номера. Из окон пятиэтажек торчали буржуйки. Конечно, мы перепугались. Приехали на заставу. Они там все болеют. Пневмония, кашель. Потому что нет ни тепла, ни света, ни воды. А погода мерзопакостная – быстро простываешь. Казарма нагревается только к утру, к вечеру опять остывает. Ложишься в холодную кровать.

Когда вернулись, первым делом попросили в администрации денег на гуманитарную помощь. Деньги дали. Мы закупили медикаменты. Вся область тогда собирала гуманитарку. Я поехала сопровождать груз. Ближе к лету повезли по погранзаставам именные посылки. Уже дорожку протоптали. Москва гуманитарный самолёт выделила. Родители со всей Свердловской области привозили в Екатеринбург посылки. Всего я пять раз была на грузино-турецкой границе. Что меня удивило: едем вдоль пограничной полосы, с нашей стороны стоят пограничники, а с той – никого.
Полтора года наши ребята служили там. И всё бы ничего. Я даже в отпуск привозила их в конце сентября 1994-го. Мы ещё не знали, что Чечня начнётся...

В новогоднюю ночь начался штурм Грозного. Полк из Екатеринбурга понёс первые потери. Большие потери. Но это не афишировалось. Одна женщина вышла на радио и попросила откликнуться тех, кто что-то знает. В тот момент мы решили: необходимо собраться, мы-то прошли все эти трудности, а тут мамочки сыновей потеряли.
Уже в феврале к нам пошли мамочки без вести пропавших мальчиков. Их было 17. Много слёз, боли, криков. Галина Викторовна (наш первый бухгалтер, у неё тоже сын пропал без вести) изъявила желание ехать в Чечню на поиски. Кого-то нашла лично, посылки передала, с кем-то по телефону поговорила. А я поехала на первый международный конгресс солдатских матерей. После него наши мамки отправились к Дудаеву, вызволять пацанов из плена. На следующий конгресс привезли их. Тяжело было... По госпиталям с гуманитарной помощью ездили. Когда Чечня началась, на Декабристов и Широкой речке они были переполнены.

Зарегистрировались мы в марте 1995-го. Стали сотрудничать с воинскими частями. В Новоуральске их было три: ПВО, стройбат и 3280. Когда командир воинской части 3280 мамочек увидел, закричал: «Не будет Комитета солдатских матерей в воинской части, не пущу!». Потом, конечно, стали мы с ним друзья.

В стройбате что было – ужас! Кормить солдат было нечем, и командование отправляло их на завод «Б», за еду разбивать аккумуляторы. Как узнали: навещали наших мальчиков в больнице, приносили им небольшие подарочки (зубные щётки и пасты, мыло, варенье, конфеты, печенье); как ни придём, в ЛОР-отделении –
стройбат. Мальчишки на заводе в «лепестках» работали. Это разве спасает? Нет, конечно. Если кислота ватники проедает. Добились, что их всех вывезли.

Были ребята с энурезом. Они не должны были служить, но их призвали. Медбрат говорил мне: «Надо тебе? Вези, комиссуй». Я брала мальчишек и везла их на электричке в Екатеринбург. Ни один не сбежал. Всех комиссовали. Сейчас разве доверит кто? А тогда было плевать на солдата. Не до того было, солдат надо было накормить, обуть, одеть. Какое там комиссовать?! Призвали – значит, здоровый.

Однажды пришла женщина, она пристроила сына в 3280. Пожаловалась, что над парнем издеваются. Мы бегом туда. Собрали роту. Стали беседовать с ними: мол, поступают жалобы на неуставные отношения. Фамилию не называем. Подходит ко мне сержант: «Да можете назвать фамилию. Вы из-за него пришли…». И показывает ладошку в сухих мозолях. А у того мальчика ладошка гладенькая. Он до армии спортом не занимался, бегать, отжиматься, на турнике подтягиваться не умеет, всю роту ведёт назад. Как его воспитывать?..

Ну а в ПВО был порядок. Мы приезжали туда чисто с концертами, экскурсиями.
В командировки отправляли матерей. Наставляли: «Говорите, что вы из Комитета солдатских матерей, приехали не только по своему сыну. Посмотрите медсанчасть, казарму, кухню, соответствует ли меню тому, что выставлено». Постепенно командование частей поняло, что мы им не враги, что с нами лучше дружить, чем ругаться. Конечно, они боялись, что мы пойдём доносить командованию выше. Да нет! Наша задача была помочь. Мы как связующее звено. Мы не конфликтные, стараемся найти компромисс.

В мае 1995 года провели первый день именинника для военнослужащих-сирот. Накрыли стол, испекли пирожки. Стояли гранёные стаканы с чаем. Тут же – сахар, конфеты, варенье. Помню, мальчик детдомовский со стройбата кладёт сахар, ложек десять точно положил. Нина Евгеньевна – к нему:
– Не сладко?
– Нет.
– А размешивать не пробовал?

В детском доме им всё готовое подавали. Чай должен быть сладким. Он пробует – не сладко. Все кладут сахар, и он пытается. Со многими ребятами-сиротами поддерживаем связь до сих пор. Записывали им видеокассеты с присяги, с других мероприятий, часы дарили.

Осенью решили встретить первых мальчиков из Чечни. Организовали вечер встречи. Таких вечеров прошло пять. Ребятам, конечно, нужна была встреча, нужно было подтверждение, что их любят и помнят. Мы старались сплотить их.

В 1998-м открыли стенд «Помним всех поимённо». На нём новоуральцы, погибшие в армии при различных обстоятельствах. Тогда же возникла мысль издать книгу о наших мальчишках. Писалась книга почти 15 лет.

Наладили контакт с военкоматом. Мы же не можем знать все законы. Если что, звоню Верхотурову: помогите, расскажите. А до этого были у нас суды по призывникам. Я сама член призывной комиссии судилась с призывной комиссией, защищая права и интересы призывников.

Обращаются к нам в основном по медицинским и правовым вопросам. Спрашивают, что можно взять с собой. Мы всегда родителям говорим: если ваш сын действительно болен, к восемнадцати годам вы должны подготовить пакет документов для призывной комиссии. Был случай давненько, когда ещё два года служили. У мальчика – эпилепсия. На карточке это написано. Мама, зная, что ребёнка не должны призвать, поехала отдыхать. А ребёнок, под два метра детина, прошёл медкомиссию без медкарты. Он объясняет, а ему не верят. Призвали в десантно-штурмовую бригаду. Это – прыгать с парашютом. Не дай бог, приступ случится с ним там. Мама приехала, забила тревогу. Мы карточку скопировали, туда отправили, забили командование письмами. Комиссовали. Но это не так просто. Это очень долго, 2-3 месяца. Зачем больной в армии? На него затраты идут: на обмундирование, питание…

Года 4-5 работа Комитета как таковая, большая, не идёт. Нет того наплыва призывников, раньше в день несколько человек приходило на консультацию. Нет того ажиотажа, когда матери бегут, ревут.

Сегодня мы в составе Союза ветеранов боевых действий работаем на город. Проводим в школах и детских садах уроки мужества. Ребятишки слушают ветеранов с интересом. Ходим к военнослужащим с поздравлениями, с концертами. На базе воинской части 3280 показываем призывникам быт, службу. Принимаем участие в акциях доброй воли. Ежегодно устраиваем субботники на Аллее молодёжи. Поставили столб «Пограничный знак». Увековечили погибших в горячих точках мальчиков на памятных досках. Наводим порядок на могилах ребят. Заменили семь стел на кладбище.

Проводим городские мероприятия: в феврале – День памяти воинов-интернационалистов, в марте – День внутренних войск, в мае – День погранвойск. День ветеранов боевых действий в 2019-м пятый раз отмечали. Организовали 1 июля трёхчасовой концерт у Вечного огня. Жара была, но народ не расходился. День ВДВ – 2 августа. В этом году будет 90 лет. Конечно, мы к этому дню будем готовиться. Принимаем участие в Дне Победы, Дне памяти и скорби. Фестиваль военно-патриотической песни «Опалённые сердца» прошёл в декабре семнадцатый раз. Проходит он каждый год.

Сейчас проще: связь налажена, сотовые телефоны есть. Это раньше, когда мой сын служил, письмо шло полтора месяца. Совершенно другое время: четверть века прошло – как небо и земля.

novouralsk.su